Путь совершенного человека

Лапина Зинаида

Импульс в развитие общества вносит мудрец — таков основополагающий тезис китайской культуры. Осознавая себя частицей вселенского бытия, мудрец, опираясь на вечные законы Космоса, творит жизнь, не нарушая мирового континуума. В китайской традиции космическое предназначение вселенской личности кроется в ее потенциальном даре взаимодействия с Небом и Землей, т.е. Природой, ведь "начало жизни положено Небом, а поддерживает ее человек".¹ Мудрец вторит природным закономерностям, хранит все сущее, любит живое, таким образом, по "Шуцзину",² решается сверхзадача китайской культуры.

Мудрец органично вписывается в живой организм Космоса, выступая в нем макро-космическим ткачом. Для него собственный внутренний мир и мир окружающий — две стороны одной и той же ткани, в которой нити всех явлений, событий, всех форм сознания, в том числе и его собственных, вплетены в бесконечность взаимообусловленных отношений.

Символом этих древнейших представлений о всекосмической связи всего сущего выступет образ "основа-уток",³ являющий собой переплетение всех вещей и действий, непрерывное взаимодействие причины и следствия (см. схему). Этот образ показывает, как прокладывается единый для всех путь через ткань природы, истории и индивидуальных жизней. Согласно "И Цзину", именно благородный муж дарует "основу-уток" — устои Поднебесной, вечно разматывая клубок бытия. Операция с шелком образно символизирует стремление мудреца достичь гармонии посредством ритмических природосообразных действий во времени и пространстве.

Однако вторить прекрасному порядку Вселенной можно, лишь встав на путь самосо-вершенствования, развивая способности взаимодействия с высшими уровнями (в идеале с Небом) и соответственно распространяя свое влияние на все сущее, воплощенное в пяти первоэлементах: воде, почве, металле, огне, дереве. В этом взаимодействии с природой необходимо совершенствовать пять аспектов личности: облик, речь, зрение, слух, мышление, что в итоге приводит к гармоничному взаимодействию с природой и людьми.

Мудрец, само выражение совершенства, являл обществу достойный облик, речь, покоряющую людей, острое зрение, тонкий слух, проницательное мышление. Тем самым он задавал нормы нравственности. В китайской традиции они сводились к пяти аспектам служения Небу и людям. Эти пять аспектов являются условием для пяти качеств личности: гуманности, долга-справедливости, ритуала, доверия, знания-разумности, а они в свою очередь находятся в соответствии с пятью первоэлементами (см. схему).

Следует отметить, что пять аспектов служения соотносятся также и с пятью органами тела: "Пока в человеке не иссякла гуманность, — утверждал Чжан Саньфэн⁴, — в нем продолжает воспроизводиться жизненный эфир печени, пока есть долг-справедливость — уравновешен жизненный эфир легких, пока существует способность к правильному распознаванию — жизненный эфир сердца просветлен, наличие мудрости оживляет, одухотворяет жизненный эфир почек, доверие же пробуждает жизненный эфир селезенки".

Толкуя соотношение пяти аспектов служения с пятью первоэлементами как части и целого, гармонично взаимодействующих друг с другом, Ван Аньши⁵ писал: "Посредством пяти первоэлементов Небо повелевает десятью тысячами вещей, которые включают и человека. А пять качеств (человека) — это то, посредством чего человек- следует пути Неба и формирует свою природу". В свою очередь процесс совершенствования личности мудреца завершается совершенствованием "десяти тысяч вещей". Сохраняя гармонию человека и Природы, мудрец своими деяниями вторит закономерностям Природы и получает отклик Неба в виде адекватных проявлений природных стихий. Нарушение гармонии двух мировых начал на уровне личности и социума отзывается на космическом плане.

В духе "Шуцзина" Лу Чжи писал о воздействии Неба на общество: "Небо слышит и видит благодаря народу. Небо посылает несчастливые и счастливые предзнаменования, чтобы испытать его силу дэ"⁶. Посвященный в тайну общения природы и человека, мудрец читает "повеление Неба", что накладывает на него ответственность за поддержание гармонии в обществе и преодоление хаоса.

Таким образом, китайская традиция рассматривает совершенствование человека как космический, природный императив. Схема "основа-уток" — модель идеальной личности, чье физическое и духовное развитие гармонично слито. Схема связывает ритуал с его носителем — идеальной личностью, хранителем мудрости древних. Применительно к совершенной личности ритуал имеет два аспекта: он является внутренним как принцип, закон жизни и внешним как средство совершенствования социума и Космоса в целом.

Так, в "Лицзи" говорится, что ритуал, выступающий в образе "устоя в отношениях верха и низа, основы-утка между Небом и Землей"⁷, позволяет целостно и органично вписать человека и социум в вечно живой космический организм. При этом человек-мудрец как "основа-уток" внутри природы, как неотъемлемое звено мироустройства обращается к ритуалу как внешнему средству ради приведения к гармонии других людей и всего социума.

Совершенство идеальной личности обусловлено ее органической приверженностью к "золотой середине" — наивысшему принципу древних, давно утраченному людьми. Следуя чувству меры как космическому принципу и закону жизни, мудрец живет в гармонии с миром и способен устранить все, что вредит природе человека. Человек воспринимает мир органами чувств, и в его сердце рождаются желания. Взаимодействие человека с жизненным эфиром не должно прерываться, а восприятие эфира — не превышать меру, иначе неизбежна болезнь, т.е. хаос в организме, духовный и физический кризис. Совершенномудрый может научить других, как удовлетворить свои желания, поскольку сам стоит на страже двух миров: видимого и невидимого.

Мудрец видит и ощущает в звуке, цвете, вкусе вибрации Космоса, которые еще не материализованы и не доступны восприятию других. Он обладает и даром предвидения. Не допуская нарушения меры, он переводит состояние "срединности" в гармонию: "Непроявленность веселия и гнева, печали и радости называется срединностью, — читаем в трактате "Лицзи" — когда она проявляется в надлежащей степени, это называется гармонией".

Лад с небесным принципом, соблюдение меры как добровольное самоограничение свойственны мудрецу и не насилуют его природы. Иначе обстоит дело с обычными людьми. Приобщить их сознание к "середине" и гармонии можно лишь внешним образом, посредством ритуала. Ритуал для совершенной личности — средство помочь другим стать на путь древних. «Слово "ритуал", — писал Ван Янмин,⁸ — тождественно слову "принцип". Доступные наблюдению проявления принципа называются вэнь, что есть культура». Лишь реализованный в поведении благородного мужа принцип как закон жизни становится очевидным для обыденного сознания. Культура — это своего рода одежда ритуала совершенной личности, которая находится в соответствии с его внутренним принципом.

Рассмотрение образа "основы-утка" на уровне личности помогает понять, каким был путь к высотам совершенства, которых достиг один из величайших мудрецов древности Конфуций.
Образ "основы-утка", "работающего" на уровне личности, проливает свет на одно из важнейших высказываний Конфуция об этапах его самосовершенствования, запечатленное его учениками в "Луньюе"⁹:

"В десять лет я устремился помыслами в пять [аспектов] учения,
В тридцать лет — установился,
В сорок — не сомневался,
В пятьдесят — познал предопределение Неба,
В шестьдесят — ухо стало послушным [Небу],
В семьдесят — следовал желаниям сердца, не выходя за рамки [естественности]".

Очевидно, что каждая фраза, каждый термин здесь не случайны. Отточенный ритм суждений Конфуция, сотканный из шести фраз, вызывает множество ассоциаций.

Первая фраза — начало внутренней "работы души". Здесь говорится о помыслах, стремлении к учению с целью овладения культурой, что предполагает усвоение всех ее основ. В пятиричной системе, представленной на схеме, — это пять аспектов ритуала или благой силы дэ, пять аспектов служения. Все это тождественно познанию ритуала как "одежды" личности, т.е. эрудиции (по Конфуцию, "благородный муж расширяет познания в культуре и упорядочивает их посредством ритуала") [6,25].¹⁰

Ритуалом как внешним средством задается мера в общении Конфуция с природой и людьми.

Если в первой фразе обобщенно выражены все потенции личности, то последняя отражает итог жизненного пути Конфуция — достижение совершенства. Оказавшись как бы в точке пересечения узора "основы-утка", он более не нуждается во внешней огранке.

О жизни Конфуция известно, что учение для него не сводилось к школьному образованию. Скорее он познавал школу жизни, приобретя опыт межличностного общения, сполна реализовав энергию "устремлений сердца". Первым учителем Конфуция была мать, тонкий знаток древнего ритуала, приобщившая сына к мудрости предков. Впоследствии в столице Лои он постигает тайну древнего чжоуского ритуала, сохранив приверженность к нему до конца дней. Учение в традиционном смысле он начал не позже десяти лет, и, скорее всего, "десять" — лишь округленное число, один из узлов ткани "Луньюя". В ритмически сплетенном каноне графика иероглифа десять (+) повторяет его структуру "основы-утка" (как пересечение инь и ян, времени и пространства), адекватную стуктуре личности и всем пятиместным системам, рассмотренным выше. Одно как бы перетекает в другие, символизирует целостность канона (на всех его уровнях) и мира.

Итак, если первая и шестая строки — выражение гармонии внешнего и внутреннего в личности мудреца, а весь текст пронизан идеей ритуала, то остальные строки содержат его конкретные проявления: гуманность, долг-справедливость, доверие и знание.

Без сомнения, "установление" — итог процесса, обозначенного в первой фразе понятием "устремление". Начало совершенствования — это возникновение творческого импульса, направленного на освоение знания и культуры. Устремление — непременное условие в процессе учения. Постепенно из субъекта, впитывающего информацию извне, Конфуций сам становится источником знания. "Установление" Конфуция выражается в его способности наставлять в ритуале других, т.е. прежде всего воздействовать на учеников речью. Речь же соотносится с долгом-справедливостью.

Можно утверждать, что тридцатилетний Конфуций "установился" как учитель, тем более что "установить речь" в китайском языке буквально означает "создать собственную школу". Об этом свидетельствует отрывок из "Луньюя": "Как можно, научившись в свое время, выученное не передавать?" [1, 1]. Устное толкование освоенных знаний само по себе уже дарует радость (ведь "радость — особая мудрость") [1, 1].

Посмотрим, в чем же смысл третьей фразы ("В сорок — не сомневался"). Для этого попытаемся раскрыть смысл остальных фраз. В последней, безусловно, речь идет о мыш-лении, которое свидетельствует о внутренней работе сердца. В четвертой — о зрении, поскольку знание в китайской культуре обычно ассоциируется с чутким слухом и ясным зрением, а слух уже зафиксирован в пятой.

Итак, исключив речь, мышление, слух и зрение, мы можем сказать, что на долю третьей фразы выпадает идеал внешнего облика Конфуция во всех тончайших проявлениях, включая манеры и поступки. С детства мыслитель изумлял своей необычной внешностью. Вмятина на темени, массивный лоб, длинные уши, глаза навыкате — во всем этом отражались задатки его неординарной натуры. Несмотря на грузность, он обладал грацией и благородными манерами. Придворный учитель музыки отмечал, что у Конфуция "есть все знаки высшей мудрости: у него и глаза, и лоб, и спина, и даже осанка мудреца". Обликом учителя всегда восторгались. После смерти Конфуция его преемником объявили ученика, более других похожего на учителя.

Каким же образом "облик" связан с представлением "не иметь сомнений"? В словах Конфуция "знающий не испытывает сомнения, гуманный не печалится, а смелый не испытывает страха" речь идет о качествах близких к сомнению. "Не сомневающийся" Конфуций — воплощение гуманности, что и воспринимают окружающие через его совер-шенный облик. Нашу трактовку подтверждает и убеждение Конфуция в том, что "безнадежен тот, чей облик на сорокалетнем рубеже не излучает добра и гуманности" [17, 24]. Внутреннее совершенство делает мудреца неподвластным земным страстям в обыденной жизни, в то время как обыватели обременены вечными тревогами, заботами и волнениями. Не случайно на вопрос ученика, почему благородный муж лишен тревоги и боязни, Конфуций ответил: "Коль не найдешь внутри себя изъяна, о чем тогда печалиться, чего тревожиться?" [12, 4].

Речью и обликом, этими янскими началами Конфуций активно воздействует на окруже-ние, внося в него импульс развития. В свою очередь зрение и слух — иньские качества — для него выступают мощным средством познания и самосовершенствования. Предел утончения зрения выражен в четвертой фразе: "В пятьдесят познал предопределение Неба". "Знать Небо" можно лишь посредством зрения, поскольку оно, по традиционным представлениям, безмолвствует, а значит, воздействует на низшее лишь обликом. Зрение соотносится с доверием синь. Иероглиф "Синь" мы находим в начале седьмой главы "Луньюя": "Я передаю, но не создаю, доверяю древности, любя ее" [7, 1]. Конфуций обретал знание не от рождения, а страстно постигал его благодаря тому, что "любил древность" [7, 21]. Но любовь — синоним гуманности — содержит в себе потенции доверия и знания. Так оказываются связанными воедино три аспекта ритуала: гуманность, доверие и знание.

"Любовь к древности" неотделима от доверия к предкам, к самому Небу, природе, от которых мудрец получает "весть", "знак". Ведь передавать можно лишь то, что получаешь. Улавливая зримым образом весть от древности, Конфуций передает ее другим, и тогда начало седьмой главы "Луньюя" можно трактовать так: "Передаю, а не создаю, [за получение] вести (синь) люблю древность".

Каждая весть, исходящая от Неба и сакральной древности, — повод для мудреца требовательно соотнести себя с высшим, совершить новый виток на пути к совершен-ствованию. В контексте "Луньюя" для Конфуция Небо — единственный судья. Не случайно в ответ на критику ученика он заявил, что лишь Небо может одобрить или отвергнуть его [6, 26].

Нередко Конфуций трактует "предопределение Неба" как его намерение погубить или помиловать. Так, учитель воспринимает кончину одного из учеников как свою собственную, полагая, что это — скорбная весть о том, что Небо "его хоронит". Напротив, ощутив себя преемником Вэнь-вана, древнего мудреца, Конфуций смеет надеяться, что Небо "не хоронит его" [17, 24].

Подлинным пределом осознания своего совершенства выступает утверждение Конфуция: "Небо знает его" [14,35]. Такая претензия на взаимность общения позволительна лишь мудрецу.¹¹

Несмотря на внешнюю доступность Конфуция, он находится на ином уровне сознания, чем его современники и даже ученики. В "Луньюе" немало отголосков этой напряженной духовной жизни, выходящей за пределы земного плана. Совершенство духовного зрения, дающего возможность общения с Небом-Природой, предполагает и общение с умершими предками. Например, Конфуций сетует, что, одряхлев, перестал видеть во сне древнего Чжоу-гуна¹². Это означает, что в принципе он мог осуществлять этот контакт внутренним, духовным зрением.

Постижение знаков Неба, воплощенных в облике совершенных мудрецов и древних текстах, показывает, что культура, сотканная из узора — вэнь и явленная в человеке и в высшем его проявлении — мудреце, имеет вторичный, несамодовлеющий характер, уподобляясь своему основанию — Небу-Природе.

Пятая строка высказывания Конфуция о том, что "в шестьдесят — ухо стало послушным Небу", говорит о пике совершенствования слуха, связанном со знанием как с одним из аспектов благой силы дэ. Эта связь ярко проявляется при сравнении уровня развития двух учеников Конфуция: "Хуэй, услышав об одном, знает [все] десять (т.е. целое. — З.Л.), а Цзыгун, услышав одно, знает лишь два" [5, 9].

Тонкий слух свидетельствует о вступлении на более высокий уровень общения с Небом. Ясновидение как улавливание вести Неба преобразуется в способность следования Небу. Неделимое Слово Неба, недоступное обыденному сознанию, ясно и четко передается через тончайший космический эфир сердцу мудреца.

Итак, путь совершенствования, т.е. выявление в человеке жизненной силы дэ посредством проникновения в тайну жизни, представляет собой единый процесс. Его начальная веха таит в себе зародыш будущего. Ведь суть учения — это совершенствование силы дэ во всех пяти аспектах служения или качествах личности. Идея роста, накопления и усиления качеств замыкает процесс, но уже на ином уровне.

В семьдесят лет Конфуций мог "следовать желаниям сердца, не выходя за рамки [естественности]". В схеме качеств личности это характеризует совершенствование мышления. Таким образом, этап внутреннего преображения не только венчает процесс, но и начинает его новый цикл.

Он полностью познал ритуал, и его собственная природа уподобилась природе Неба. Используя в начале пути ритуал как средство, Конфуций от осознанного ограничения пришел к внутренней, ничем не ограниченной свободе.

Без сомнения, Конфуций принадлежит к числу избранных, которые, '.'познав дэ" [15, 3], передавали эту жизненную силу Неба другим. В "Луньюе" видна динамика процесса просветления. Конфуций, наконец, утверждает: "Небо порождает дэ во мне" [7, 24]. Это постижение пришло не сразу. Раскрывая меру своей причастности к совершенству и гуманности, он отмечает, что не обладает этими качествами в полной мере, но стремится приобщиться к ним: "тружусь над этим ненасытно" [7, 33].

Знаком приобщения человека к космическому закону является мудрость. Настаивая на том, что Конфуций — мудрец, его ученик Цзы Гун утверждал: "Именно Небо сделало так, что он стал совершенномудрым" [9, 6].

Данную фразу можно понять лишь в контексте того же образа "основа-уток". Конфуций удостоился чести оказаться как бы в центре пересечения мирового узора ритуала. Он сполна выразил свою суть — суть мудреца; внешнее и внутреннее в нем гармонично слились. Быть на одной вертикали с Небом значит подключиться к мудрости Неба-Природы, быть особо им отмеченным, встроиться в беспредельную иерархию (верха-низа) совершенствующихся сущностей. Небо как бы выпустило Конфуция в мир по этой вертикали —.нити, даровав ему неограниченную свободу творчества.

Но добродетель, утверждал Конфуций, "не бывает одинокой", у нее непременно "появляются соседи" [4, 26]. Он обладал огромной притягательной силой и стал посредником между Небом-Природой и миром людей. Не случайно Конфуция, как и Цзы Сы, внука и продолжателя его дела, пожаловали титулом "передающий мудрость".

Раскрытие глубинного смысла текста "Лунь-юя" в аспекте "основы-утка" свидетельствует о целостности китайской культуры. Космос-Природа обусловливает структуру личности, знания, культуры и текста, созданного личностью. Возможно китайскую культуру стоит рассматривать как "свернутый" опыт совершенствования личности, суть которого — выявить в человеке его первозданную природу.

Подвиг жизни Конфуция — осознание закона самосовершенствования как космического императива. Если древние мудрецы приходили на Землю, чтобы одухотворить материю, то Конфуций поднялся духом до уровня мудреца. Тем самым он указал путь всем, кто, опираясь на "основу-уток" как средство совершенствования, способен включиться в космическую эволюцию, т.е. оказаться в центре мирового узора.
Конфуций, взявший на себя бремя ответственности быть связующим звеном между предками, Небом-Природой и грядущими "десятью тысячами поколений", в образе "основы-утка" передал нам реальный опыт самосовершенствования.

---

¹ "Люйши Чуньцю" — древний трактат III в. до н.э.
² "Шуцзин — "Книга Истории", по преданию, составленная Конфуцием (551—479 гг. до н.э.). Однако исследования показали, что значительные части текста — очень раннего происхождения, примерно XIV —XII вв. до-н.э.
³ Основа —уток — продольные нити (основа) ткани, переплетающиеся с поперечными (уток).
⁴ Чжан Саньфэн — автор "Записок о пяти аспектах благой силы дэ".
⁵ Ван Аньши (1021-1086) — китайский государ¬ственный деятель, реформатор.
⁶ Дэ — жизненая сила Неба, являющаяся в человеке источником его добродетелей.
⁷ Лицзи" — "Записки о ритуале", древнейший трактат IV—I вв. до н.э.
⁸ Ван Янмин (1472—1528) — китайский философ.
⁹ "Луньюй" содержит беседы и высказывания Конфуция, записанные его учениками.
¹⁰ Здесь и далее в квадратных скобках указаны глава и номер фразы из "Луньюя".
¹¹ Вести Неба Конфуций зрит во всем сущем. Так, он предсказывает близкую кончину одного из учеников, прочитав его участь по руке.
¹² Чжоу—гун — один из основателей Чжоуского царства (XII в. до н.э.), славился своими добродетелями.

Источник: Урания №1-95